Дэнни даже удивился, как далеко она сумела откинуть Человека-Волка, который кубарем полетел по тротуару и, завизжав от боли и обиды, шлепнулся вниз лицом на газон.
Она наклонилась над Франкенштейном.
— Ты в порядке? — спросила она.
Он пнул ее ногой.
— Отстань от меня, сука, — завопил он, вскочив на ноги.
Девушка подняла свою сумку и взглянула на Дэнни.
— Спасибо за помощь, — произнесла она голосом сухим, как песок на детской площадке.
— По тебе не скажешь, что ты нуждаешься в помощи, — сказал он.
Еще двое начали толкаться, хватать друг друга за одежду и обзывать неприличными словами.
— Видишь, — сказал он ей. — Это — как на войне: сражение выиграно, но война продолжается… — ему показалось, что это звучит остроумно.
Она не ответила и пошла в другой конец автобусной остановки. Он скрытно начал за ней наблюдать: ее синяя сумка висела на плече, ее волосы были чернее ночи, на ней была белая блузка и бежевая юбка.
Поднявшись в автобус, он, как обычно, сел один.
Его удивило, когда она села рядом. Было полно свободных мест, и она могла сесть где угодно.
— Не возражаешь? — уже сидя рядом спросила она.
— Страна свободных людей, — сказал он, пожимая плечами, и у него в висках застучало.
— Спасибо, — был ли сарказм в этом ее «спасибо»?
Автобус тронулся, один из маленьких монстров соскользнул со своего сидения и с визгом брякнулся на пол. Остальные пришли в восторг и засмеялись.
— Почему ты выглядишь так кисло? — спросила девушка.
— Что? — вяло переспросил он. Наверное, он так и выглядел.
— Я сказала: ты выглядишь кисло. Что ты увидел из окна, чтобы так «прокиснуть»?
— Деревья, — ответил он. Ему что-то нужно было сказать.
— Деревья?
— Да. Посмотри на них — их искалечили. Электрическая компания обрезает им выступающие ветки, чтобы они не задевали провода. Деревья выглядят как… инвалиды.
— Но по проводам в дома идет ток.
Он пожал плечами, не потрудившись найти ответ. У него было не то настроение, чтобы спорить.
— А хорошо бы тебе было без электричества? — спросила она. — Если все погаснет? Вместо лампочек будут гореть свечи?
Автобус остановился, чтобы заполниться пассажирами, двери открылись и закрылись, и запах выхлопных газов наполнил салон.
«Электричество должно проводиться в кабеле под землей», — подумал он. — «Это защитило бы деревья, а также предотвратило бы обрывы проводов во время штормов, а значит, и перерывы в подаче электроэнергии. Ведь, разумно?»
Но он не стал говорить об этом с девушкой. Ему не хотелось с ней разговаривать.
— Ладно, — сказала она. Нужен ли ей был его ответ?
— Короче, что ты от меня хочешь? — буркнул он, все еще не глядя на нее. В автобусе стало уж слишком тепло. Сентябрьская жара не собиралась сдаваться.
— Ничего, — ответила она. — Мне ничего от тебя не надо, может быть, немного любезности.
Любезность — какое странное слово, чтобы использовать его в разговоре, обозначающее: будьте добры, храните достоинство, соблюдайте приличие.
На самом деле, ему хотелось быть добрым, красивым и очаровывать всех своим умом и тактичностью. Она была настолько красива, что у него начало все болеть. Запах ее духов… даже не духов, а просто воздух вокруг нее, чистота которого не пахнет вообще, который напомнил ему ветерок, дующий с озера. Он несчастно смотрел на пейзаж за окном — не на происходящее вокруг, а на здания и магазины, на машины, скучившиеся перед светофором и на людей, поспешно мельтешащих по тротуару, идущих на работу или по другим делам. Вдохнув аромат этой девушки, он подумал о Хлое, о которой какое-то время не думал, потому что рассердился на эту девушку за то, что помешала ему о ней думать.
— В чем дело? — спросила она.
Он закачал головой, не осмеливаясь дать ответ, не будучи уверенным, что скажет что-нибудь путное.
Она на него не давила. Она больше ничего у него не спрашивала и не делала никаких попыток продолжить беседу. Он продолжал смотреть в окно.
Автобус остановился у школы «Барстоф». Она встала и накинула на плечо ремень сумки. Она замерла в ожидании, чтобы еще раз взглянуть на него. В ожидании чего, понять это он не стремился.
— Эй, — окликнула его она.
Он оглянулся на нее и поймал ее взгляд, который уже не был полон гнева, как за пол часа до того на автобусной остановке, в нем была мягкость и нежность.
— Думаю, что с твоей стороны это было любезно.
Для него было загадкой, что она сочла любезным в этой их несостоявшейся беседе.
— Спасибо, за переживание о деревьях.
Она удалялась от него вдоль прохода к двери, не замечая крики и свисты маленьких монстров. Он расслабился в ожидании момента, когда он высадится около школы «Норманн-Прип».
«Норманн-Прип».
Так называли подготовительную академию имени Самюэля Джи Норманна, покойного миллионера, построившего трехэтажное здание, которое в последствии стало административным корпусом этой школы. Оно было до проклятия нормальным, за что Дэнни даже полюбил его и в тоже время возненавидел.
Школа выглядела уж слишком правильной: два здания для классных помещений, расположенных под прямым углом к административному зданию, ярко-красные кирпичи, по которым поднимался плющ, двухэтажные здания. Зеленая лужайка между зданиями была подстрижена настолько ровно, будто ее только что по линеечке выложили брикетами искусственного дерна. И никто бы не осмеливался играть на ней в футбол или даже просто стать на нее ногами. На входе в академию стояли большие металлические ворота.